Преддоговорная ответственность
Доктрина преддоговорной ответственности была выработана немецкой школой пандектного права. Основоположником данной идеи являлся Р. фон Иеринг. В системе общего права сложилась близкая по сути концепция promissory estoppel.
О.Н. Садиков обоснованно указывает, что вопрос о преддоговорной ответственности имеет сложный характер, поскольку такая ответственность несет в себе риски ограничения принципа свободы договора, что в свою очередь может негативно повлиять на развитие рыночных отношений»[1]. Здесь, действительно, принципиально важно соблюдать меру, не пытаясь излишне жестко вмешиваться в отношения участников гражданских отношений.
В.В. Витрянский рассматривает как развитие принципа свободы договора норму п. 1 ст. 434.1 ГК РФ, в соответствие с которой, если иное не предусмотрено законом или договором, граждане и юридические лица свободны в проведении переговоров о заключении договора и не несут ответственности за то, что соглашение между ними не было достигнуто[2]. В определенной мере эта правило снимает опасения, высказанные О.Н. Садиковым.
В доктрине гражданского права нет единства в вопросе о правовой природе преддоговорной ответственности. В некоторых юрисдикциях исходят из того, что участники гражданского процесса, вступающие в переговоры о совершении сделки, как бы вступают в подразумеваемый договор о процессе таких переговоров, в том числе предполагающий их добросовестное поведение в рамках этого процесса. Отсюда и квазидоговорная ответственность за недобросовестное поведение на преддоговорной стадии (ФРГ, Англия). Существует и иная концепция такой ответственности, рассматривающая её как деликтную ответственность (Франция).
К.Д. Овчинникова, рассматривая правовую природу такой ответственности, относит её к деликтной ответственности[3]. А.Н. Кучер считает, что здесь речь идет о квазидоговорной ответственности[4]. Аналогичную точку зрения высказывает К.В. Гницевич[5].
Представляется, что обе эти концепции не выдерживают критики. Введение категории «квазидоговорная ответственность» означает, что эта ответственность собственно договорной не является, но для её регулирования привлекается комплекс норм об ответственности за неисполнение или ненадлежащее исполнение договорных обязательств. Для обоснования квазидоговорного характера ответственности по ст. 434.1 ГК РФ создается юридическая фикция предполагаемого договора о переговорах. Но зачем это делать, если преддоговорная ответственность введена законом? Здесь в виде общего правила как раз не заключается соглашений о порядке проведения переговоров, которые могли бы быть нарушены недобросовестным участником этого процесса. И разве прямых предписаний закона не достаточно, чтобы рассматривать её отдельно от договорной ответственности?
Если же участники переговоров заключили специальное соглашение о ведении переговоров, тогда ответственность за нарушение этого соглашения носит договорный характер.
Нет оснований и для квалификации преддоговорной ответственности как деликтной. При деликте ответственность возникает за непосредственное причинение вреда жизни, здоровью и/или имуществу другого лица. Эти последствия всегда нежелательны для потерпевшего. В случае же недобросовестного поведения на преддоговорной стадии убытки у добросовестного участника переговоров возникают в результате того, что он по собственной воле понес определенные расходы, которые рассматривал как способствующие достижению соглашения. В виде некоей аналогии можно сравнивать кражу, то есть тайное похищение чужого имущества, и мошенничество, когда чужим имуществом преступник завладевает путем обмана.
Ссылка на нормы гл. 59 ГК РФ в ст. 434.1 Кодекса говорит лишь о том, что правила этой главы могут использоваться для регулирования преддоговорной ответственности.
Ответственность за недобросовестное поведение в процессе переговоров о заключении договора представляет собой самостоятельный вид гражданско-правовой ответственности, наряду с договорной и деликтной. Такой подход позволяет оптимальным образом регулировать её особые основания, а также размер этой ответственности.
А.Н. Кучер выделяет следующие виды недобросовестного поведения в рамках преддоговорного процесса:
1) отказ вести переговоры без достаточных оснований или занятие неконструктивной позиции в ходе переговоров, когда переговоры дошли до стадии, дающей основания надеяться на заключение договора;
2) нераскрытие одной из сторон переговоров информации, которая имеет существенное значение для второй стороны и которая влияет на процесс заключения договора;
3) молчание в ответ на предложение заключить договор или изменить условия будущего договора, когда обязанность ответить возложена на контрагента законодательством или обычаями делового оборота;
4) ведение переговоров сразу с несколькими потенциальными контрагентами[6].
В.К. Гницевич видит следующие разновидности недобросовестного поведения на стадии переговоров о совершении сделки:
1) ведущие к недействительности договора, если в его умышленно закладывают юридический порок;
2) препятствующие заключению договора (прерывание переговоров, отказ от заключения договора);
3) влекущие невыгодность договора для одной из сторон;
4) отражающие изначальное отсутствие намерения совершить договор[7].
Е.С. Данилова пишет: «Нужно подчеркнуть, что ответственность возможна только в том случае, если переговоры прерываются безосновательно на поздней стадии, когда уже сформировалось обоснованное ожидание их благополучного исхода, особенно когда большинство параметров сделки уже согласовано»[8].
«В случае прерывания переговоров на поздней стадии, - подчеркивает О.В. Мазур, - сторона обязана указать основания, по которым она это делает, и назвать действия, при совершении которых её контрагент вправе рассчитывать на продолжение переговоров, а также срок для их совершения»[9].
Ведение параллельных переговоров с третьими лицами, по мнению Е.С. Даниловой, само по себе не свидетельствует об отсутствии намерения заключить договор и «может повлечь ответственность, только если сторона приняла на себя обязательство по обеспечению эксклюзивности переговоров с определенным контрагентом»[10]. Для сферы перестрахования это замечание носит очень актуальный характер, поскольку здесь широко распространен такой приём, как котировка риска. Перестрахователь рассылает сразу нескольким страховым и перестраховочным организациям информацию об основном договоре страхования с просьбой указать, какова цена перестрахования этого риска на предлагаемых перестрахователем условиях. Получив ответы, перестрахователь выбирает наиболее выгодные для себя и заключает договоры с теми, кто их дал. Подчас в процессе котировки соответствующие организации вынуждены запрашивать дополнительную информацию, задавать те или иные вопросы, то есть имеет место процесс, который очень похож на переписку, заменяющую переговоры.
Однако в данном вопросе есть ещё один аспект, которые формально выходит за рамки переговорного процесса, но неразрывно с ним связан. Котировки это достаточно систематическое обращение страховых организаций к потенциальным перестраховщикам – профессиональные перестраховочные общества на обслуживание таких запросов тратят до 15-20 процентов времени своих андерратйров, то есть специалистов по оценке рисков. При этом в виде договоров перестрахования между этими субъектами реализуется как правило незначительная часть котировок. Тогда естественно задаться вопросом, что такое котировки для перестраховщиков? По факту это безвозмездное оказание консультационных услуг. Но коммерческие организации, к числу которых относятся перестраховочные компании, не предназначены для благотворительности. Почему же тогда они подобные услуги всё-таки оказывают? Совершенно очевидно, что исключительно в надежде через котировки получить соответствующий бизнес. И страховая организация, если перед ней прямо будет поставлен вопрос о том, с какой целью запрашивается котировка, ответит, что имеет в виду совершение перестраховочной сделки с данным перестраховщиком при условии, что её устроит его котировка. Но, если эти намерения реализуются очень редко, то получается, что в большинстве случаев страховая организация вступает в преддоговорные отношения с потенциальным перестраховщиком без намерения совершить с ним сделку. Может ли в данном случае количество таких обращений за котировкой без намерения заключить договор перестрахования перерасти в качество и дать основания для добросовестного участника процесса утверждать о недобросовестном поведении на преддоговорной стадии его оппонента? Этот вопрос вызвал оживленную дискуссию на семинаре Общества страховых юристов. Большинство его участников высказались против такой трактовки ситуации, мол, это нормальный процесс выяснения цены услуги. Тем не менее, на мой взгляд, здесь все не так однозначно, и я считаю, что у перестраховщиков, которые добросовестно и профессионально отвечали на запросы о котировке, есть право по аналогии с п. 1 ст. 434.1 ГК РФ требовать от недобросовестного контрагента возмещения убытков в виде расходов на оплату труда своих специалистов на бесплатное консультирование такого участника страхового рынка. Понятно, что этим правом участники рынка перестрахования, если и будут пользоваться, то чрезвычайно редко. Но его признание могло бы послужить важным сигналом к тому, что нельзя допускать злоупотребления в любой форме в отношениях с другими участниками гражданского оборота, всегда надо учитывать их законные интересы.
Представляет практический и теоретический интерес ответ на вопрос о том, должно ли лицо, обратившееся к страховщику с заявлением о заключении договора страхования, объяснять причину своего отказ от совершения сделки? Напомню, что в силу п. 2 ст. 958 ГК РФ страхователь вправе в любое время отказаться от договора страхования. Закон не требует, чтобы страхователь каким-то образом мотивировал своё решение. Действительно, страхователю подчас было бы сложно обосновать свои действия, если он решил прекратить страховой договор только по той причине, что у него возникли лишь подозрения в отношении финансовой устойчивости, платежеспособности и/или добросовестности страховщика. Если закон освобождает страхователя от обоснования своего отказа от уже действующего договора страхования, то было бы странным, чтобы на стадии преддоговорных отношений на лицо, которое намерено было застраховать свой риск, но отказалось от этого, возлагались бы дополнительные обязанности по мотивированию своего решения.
«Вторым критерием недобросовестности, - отмечает Е.С. Данилова, - является предоставление стороне неполной или недостоверной информации, в том числе умолчание об обстоятельствах, которые в силу характера договора должны быть доведены до сведения другой стороны. При этом сообщение ложной информации влечет ответственность по данной статье (имеется в виду ст. 434.1 ГК РФ – прим. Дедикова С.В.) только в случае умысла или грубой неосторожности»[11].
В этой части мы снова возвращаемся к сравнению с нормами п.п. 1 и 3 ст. 944 ГК РФ, первая из которых обязывает страхователя предоставлять страховщику известные страхователю сведения о существенных обстоятельствах страхования, а вторая предусматривает последствия предоставления заведомо ложной информации. Нетрудно заметить
В.Г. Полякович констатирует, что право на возмещение преддоговорных убытков имеет объективную экономическую основу в виде транзакционных издержек, связанных с заключением договора, которые поддаются исчислению[12]. В сфере страхования и перестрахования к числу таких убытков относятся так называемые представительские расходы (оплата деловых обедов или ужинов, оплата поездок за рубеж, оплата участия в различного рода конференциях, сувениры и т.п.), расходы на командировки, в том числе зарубежные, представителей компании, оплата расходов на связь. Подчас уже на преддоговорной стадии страховщиком или перестраховщиком привлекается для изучения и оценки риска сюрвейер, эксперт или оценщик – оплата их услуг также составит убытки страховой или перестраховочной компании в случае, если по вине недобросовестного участника переговорного процесса сделка не будет совершена.
В доктрине гражданского права дискуссионный характер носит вопрос о возможности взыскания в рамках преддоговорной ответственности не только реального ущерба, но и упущенной выгоды. Например, В.С. Евсеев полагает, что отсутствие упущенной выгоды в составе преддоговорных убытков объясняется тем, что получение прибыли связано не с заключением, а с исполнением договора[13].
Д.Ф. Шакиров приходит к следующему выводу: «Таким образом, в случае рассмотрения преддоговорных отношений как отношений, существующих независимо от факта заключения или незаключения договора, по поводу которого они возникли, следует признать возможность возмещения упущенной выгоды при недобросовестном поведении потенциальных контрагентов на общих основаниях, предусмотренных ГК РФ»[14].
Он считает, что защита прав добросовестного участника переговоров путем возмещения упущенной выгоды может быть связана с наступлением определенных неблагоприятных имущественных последствий, «как в данном преддоговорном обязательстве, так и в связи с невозможностью исполнения обязательств перед третьими лицами»[15].
Я не вижу принципиальных препятствий к взысканию в составе преддоговорных убытков и упущенной выгоды, если будет доказана причинно-следственная связь между недобросовестным поведением другого участника переговоров и неполучением дохода потерпевшей стороной этого процесса.
Некоторые специалисты страхового дела высказывали сомнение относительно перспектив применения положений ст. 434.1 ГК РФ в страховой сфере, указывая, что здесь заключаются договоры с относительно невысокой ценой. Однако жизнь опровергла такие прогнозы. В качестве примера приведу гражданское дело № А-40-98266/15 по иску Страховой компании «Согласие» против ООО «Страховой брокер Виллис СНГ» о взыскании убытков за недобросовестное ведение переговоров.
Решением Арбитражного суда г. Москвы от 18.02.2016 г. № А-40-98266/15-151-772 иск был частично удовлетворен.
Арбитражный суд г. Москвы пришел к выводу, что действия брокера «Виллис СНГ» - посредника на переговорах о заключении договора факультативного перестрахования - не привели к подписанию договора перестрахования, то есть результату, желаемому перестрахователем и перестраховщиком.
Суд постановил взыскать в пользу «Согласия» 9,2 млн. руб. В части требования СК «Согласие» о взыскании упущенной выгоды в размере 25,9 млн рублей страховщику было отказано.
Решение устояло в апелляционной, кассационной инстанциях, а также в Верховном суде РФ.
Суд первой инстанции установил, что страховой брокер, выступая посредником на переговорах между «Ингосстрахом» и СК «Согласие» о заключении договора перестрахования, своими действиями воспрепятствовал его заключению.
В 2014 году был объявлен второй тур конкурса по страхованию строительно-монтажных рисков по Зарамагской ГЭС. Страховая компания «Согласие» и ОСАО «Ингосстрах» - участники конкурса - договорились об условиях подачи заявок на повторные торги с равной ценой предложения 111,96 млн рублей и последующей передачей СК «Согласие» 40% риска в перестрахование от ОСАО «Ингосстрах». Победителем конкурса стало ОСАО «Ингосстрах».
Участие СК «Согласие» в конкурсе было основано на условиях предварительной котировки (ковер-ноты), предоставленной размещающим брокером «Виллис СНГ». В указанной ковер-ноте перестраховочная премия на 100% риска составляла 111 млн рублей, доля в перестраховании по ковер-ноте - 85,51%. Остальную часть риска предполагалось перестраховывать в рамках облигаторной программы на базе спецакцепта у другого перестраховщика.
СК «Согласие» по электронной почте получила слип на размещение 40% риска. Однако в нарушение договоренностей перестраховочная премия составила 79 млн рублей, в результате чего сумма причитающейся СК «Согласие» премии снизилась с 41,4 млн рублей (по первоначальному расчету) до 31,6 млн рублей.
В декабре 2014 г. СК «Согласие» провела встречу с Брокером, на которой повторно обсуждались условия размещения указанного риска. Брокер предложил вариант договора факультативного перестрахования с франшизой $15 млн с дальнейшим перестрахованием обязательств в пределах франшизы на российском рынке. СК «Согласие» отвергла это предложение, поскольку оно не соответствовало ее интересам.
Ожидая официального предложения от Брокера о совершении перестраховочной сделки, СК «Согласие» заключило договор ретроцессии (последующего перестрахования) данного риска с другим перестраховщиком.
В январе 2015 г. СК «Согласие» направило официальный запрос в «Виллис СНГ» с просьбой дать разъяснения по указанному перестрахованию, а также перечислить перестраховочную премию, так как компания несет ответственность по уплате премии за ретроцессию (дальнейшее перестрахование этого риска). Однако, Брокер не ответил на письма СК «Согласие». В связи с этим СК «Согласие» обратилось в арбитражный суд с иском к брокеру о взыскании убытков на основании ст. 434.1 ГК РФ.
В соответствии с п. 3 ст. 434.1 ГК РФ сторона, которая ведет или прерывает переговоры о заключении договора недобросовестно, обязана возместить другой стороне причиненные этим убытки. При этом убытками, подлежащими возмещению недобросовестной стороной, признаются расходы, понесенные другой стороной в связи с ведением переговоров о заключении договора, а также в связи с утратой возможности заключить договор с третьим лицом[16].
Данное дело интересно ещё и потому, что заставляет задуматься над субъектами ответственности за срыв переговорного процесса. Суды признали таким субъектом страхового посредника, хотя он выполнял поручение страховой организации о размещении застрахованного ею риска в перестрахование. Таким образом, субъектами преддоговорной ответственности могут быть не только стороны договора, по поводу заключения которого ведутся или велись переговоры, но иные участвующие в них лица.
Важно также подчеркнуть, что суды не отвергли возможность взыскания в рамках преддоговорной ответственности упущенной выгоды, а отказали в этой части иска из-за недоказанности наличия упущенной выгоды.
С.В. Дедиков
Опубликовано в журнале «Хозяйство и право», № 8 (487), 2017.
[1] См. Садиков О.Н.Убытки в гражданском праве Российской Федерации. М., 2009. С. 84.
[2] См. Витрянский В.В. Реформа российского гражданского законодательства: промежуточные итоги. М., 2016. С. 290.
[3] См. Овчинникова К.Д. Преддоговорная ответственность//Законодательство. 2004, № 3. С. 88.
[4] См. Кучер А.Н. ответственность за недобросовестное поведение при заключении договора//Законодательство. 2002, № 10. С. 21.
[5] См. Гницевич К.В. Преддоговорная ответственность в гражданском праве (culpa in contrahendo):Автореф. диссерт. …канд. юрид. наук. СПб., 2009. С. 11, 12. Сторонником этой позиции является и Д.Ф. Шакиров. См. Шакиров Д.Ф. Возмещение упущенной выгоды при нарушении обязательств в преддоговорных отношениях//Бизнес в законе. Экономико-юридический журнал. 2010, № 3. С. 132.
[6] См. Кучер А.Н. Заключение договора в соответствии с Венской конвенцией ООН о договорах международной купли-продажи товаров: Авторреф. дисс. …канд. юрид. наук. М., 2002. С. 31-33.
[7] См. Гницевич К.В. Преддоговорная ответственность в российском гражданском праве (cuipa in contrahendo)//Вестник ВАС РФ. 2009, № 3. С. 41.
[8] Данилова Е.С. Новеллы ГК РФ в сфере преддоговорной ответственности (СULPA IN CONTRAHENDO)//Юридический вестник молодых ученых. 2016, № 2. С. 47.
[9] Мазур О.В. Преддоговорная ответственность: анализ отдельных признаков недобросовестного поведения//Закон. 2012, № 5. С. 198.
[10] Данилова Е.С. Новеллы ГК РФ в сфере преддоговорной ответственности (СULPA IN CONTRAHENDO)//Юридический вестник молодых ученых. 2016, № 2. С. 46.
[11] Данилова Е.С. Новеллы ГК РФ в сфере преддоговорной ответственности (СULPA IN CONTRAHENDO)//Юридический вестник молодых ученых. 2016, № 2. С. 46.
[12] См. Полякевич В.Г. Ответственность за преддоговорные нарушения: Диссерт. …канд. юрид. наук. М., 2007. С. 20-21.
[13] См. Евтеев В.С. Возмещение убытков как вид ответственности в коммерческой деятельности: Диссерт. …канд. юрид. наук. М., 2002. С. 78-79.
[14] Шакиров Д.Ф. Возмещение упущенной выгоды при нарушении обязательств в преддоговорных отношениях//Бизнес в законе. Экономико-юридический журнал. 2010, № 3. С. 132.
[15] Шакиров Д.Ф. Возмещение упущенной выгоды при нарушении обязательств в преддоговорных отношениях//Бизнес в законе. Экономико-юридический журнал. 2010, № 3. С. 132.
[16] См. СПС «КонсультантПлюс».
Доктрина преддоговорной ответственности была выработана немецкой школой пандектного права. Основоположником данной идеи являлся Р. фон Иеринг. В системе общего права сложилась близкая по сути концепция promissory estoppel.
О.Н. Садиков обоснованно указывает, что вопрос о преддоговорной ответственности имеет сложный характер, поскольку такая ответственность несет в себе риски ограничения принципа свободы договора, что в свою очередь может негативно повлиять на развитие рыночных отношений»[1]. Здесь, действительно, принципиально важно соблюдать меру, не пытаясь излишне жестко вмешиваться в отношения участников гражданских отношений.
В.В. Витрянский рассматривает как развитие принципа свободы договора норму п. 1 ст. 434.1 ГК РФ, в соответствие с которой, если иное не предусмотрено законом или договором, граждане и юридические лица свободны в проведении переговоров о заключении договора и не несут ответственности за то, что соглашение между ними не было достигнуто[2]. В определенной мере эта правило снимает опасения, высказанные О.Н. Садиковым.
В доктрине гражданского права нет единства в вопросе о правовой природе преддоговорной ответственности. В некоторых юрисдикциях исходят из того, что участники гражданского процесса, вступающие в переговоры о совершении сделки, как бы вступают в подразумеваемый договор о процессе таких переговоров, в том числе предполагающий их добросовестное поведение в рамках этого процесса. Отсюда и квазидоговорная ответственность за недобросовестное поведение на преддоговорной стадии (ФРГ, Англия). Существует и иная концепция такой ответственности, рассматривающая её как деликтную ответственность (Франция).
К.Д. Овчинникова, рассматривая правовую природу такой ответственности, относит её к деликтной ответственности[3]. А.Н. Кучер считает, что здесь речь идет о квазидоговорной ответственности[4]. Аналогичную точку зрения высказывает К.В. Гницевич[5].
Представляется, что обе эти концепции не выдерживают критики. Введение категории «квазидоговорная ответственность» означает, что эта ответственность собственно договорной не является, но для её регулирования привлекается комплекс норм об ответственности за неисполнение или ненадлежащее исполнение договорных обязательств. Для обоснования квазидоговорного характера ответственности по ст. 434.1 ГК РФ создается юридическая фикция предполагаемого договора о переговорах. Но зачем это делать, если преддоговорная ответственность введена законом? Здесь в виде общего правила как раз не заключается соглашений о порядке проведения переговоров, которые могли бы быть нарушены недобросовестным участником этого процесса. И разве прямых предписаний закона не достаточно, чтобы рассматривать её отдельно от договорной ответственности?
Если же участники переговоров заключили специальное соглашение о ведении переговоров, тогда ответственность за нарушение этого соглашения носит договорный характер.
Нет оснований и для квалификации преддоговорной ответственности как деликтной. При деликте ответственность возникает за непосредственное причинение вреда жизни, здоровью и/или имуществу другого лица. Эти последствия всегда нежелательны для потерпевшего. В случае же недобросовестного поведения на преддоговорной стадии убытки у добросовестного участника переговоров возникают в результате того, что он по собственной воле понес определенные расходы, которые рассматривал как способствующие достижению соглашения. В виде некоей аналогии можно сравнивать кражу, то есть тайное похищение чужого имущества, и мошенничество, когда чужим имуществом преступник завладевает путем обмана.
Ссылка на нормы гл. 59 ГК РФ в ст. 434.1 Кодекса говорит лишь о том, что правила этой главы могут использоваться для регулирования преддоговорной ответственности.
Ответственность за недобросовестное поведение в процессе переговоров о заключении договора представляет собой самостоятельный вид гражданско-правовой ответственности, наряду с договорной и деликтной. Такой подход позволяет оптимальным образом регулировать её особые основания, а также размер этой ответственности.
А.Н. Кучер выделяет следующие виды недобросовестного поведения в рамках преддоговорного процесса:
1) отказ вести переговоры без достаточных оснований или занятие неконструктивной позиции в ходе переговоров, когда переговоры дошли до стадии, дающей основания надеяться на заключение договора;
2) нераскрытие одной из сторон переговоров информации, которая имеет существенное значение для второй стороны и которая влияет на процесс заключения договора;
3) молчание в ответ на предложение заключить договор или изменить условия будущего договора, когда обязанность ответить возложена на контрагента законодательством или обычаями делового оборота;
4) ведение переговоров сразу с несколькими потенциальными контрагентами[6].
В.К. Гницевич видит следующие разновидности недобросовестного поведения на стадии переговоров о совершении сделки:
1) ведущие к недействительности договора, если в его умышленно закладывают юридический порок;
2) препятствующие заключению договора (прерывание переговоров, отказ от заключения договора);
3) влекущие невыгодность договора для одной из сторон;
4) отражающие изначальное отсутствие намерения совершить договор[7].
Е.С. Данилова пишет: «Нужно подчеркнуть, что ответственность возможна только в том случае, если переговоры прерываются безосновательно на поздней стадии, когда уже сформировалось обоснованное ожидание их благополучного исхода, особенно когда большинство параметров сделки уже согласовано»[8].
«В случае прерывания переговоров на поздней стадии, - подчеркивает О.В. Мазур, - сторона обязана указать основания, по которым она это делает, и назвать действия, при совершении которых её контрагент вправе рассчитывать на продолжение переговоров, а также срок для их совершения»[9].
Ведение параллельных переговоров с третьими лицами, по мнению Е.С. Даниловой, само по себе не свидетельствует об отсутствии намерения заключить договор и «может повлечь ответственность, только если сторона приняла на себя обязательство по обеспечению эксклюзивности переговоров с определенным контрагентом»[10]. Для сферы перестрахования это замечание носит очень актуальный характер, поскольку здесь широко распространен такой приём, как котировка риска. Перестрахователь рассылает сразу нескольким страховым и перестраховочным организациям информацию об основном договоре страхования с просьбой указать, какова цена перестрахования этого риска на предлагаемых перестрахователем условиях. Получив ответы, перестрахователь выбирает наиболее выгодные для себя и заключает договоры с теми, кто их дал. Подчас в процессе котировки соответствующие организации вынуждены запрашивать дополнительную информацию, задавать те или иные вопросы, то есть имеет место процесс, который очень похож на переписку, заменяющую переговоры.
Однако в данном вопросе есть ещё один аспект, которые формально выходит за рамки переговорного процесса, но неразрывно с ним связан. Котировки это достаточно систематическое обращение страховых организаций к потенциальным перестраховщикам – профессиональные перестраховочные общества на обслуживание таких запросов тратят до 15-20 процентов времени своих андерратйров, то есть специалистов по оценке рисков. При этом в виде договоров перестрахования между этими субъектами реализуется как правило незначительная часть котировок. Тогда естественно задаться вопросом, что такое котировки для перестраховщиков? По факту это безвозмездное оказание консультационных услуг. Но коммерческие организации, к числу которых относятся перестраховочные компании, не предназначены для благотворительности. Почему же тогда они подобные услуги всё-таки оказывают? Совершенно очевидно, что исключительно в надежде через котировки получить соответствующий бизнес. И страховая организация, если перед ней прямо будет поставлен вопрос о том, с какой целью запрашивается котировка, ответит, что имеет в виду совершение перестраховочной сделки с данным перестраховщиком при условии, что её устроит его котировка. Но, если эти намерения реализуются очень редко, то получается, что в большинстве случаев страховая организация вступает в преддоговорные отношения с потенциальным перестраховщиком без намерения совершить с ним сделку. Может ли в данном случае количество таких обращений за котировкой без намерения заключить договор перестрахования перерасти в качество и дать основания для добросовестного участника процесса утверждать о недобросовестном поведении на преддоговорной стадии его оппонента? Этот вопрос вызвал оживленную дискуссию на семинаре Общества страховых юристов. Большинство его участников высказались против такой трактовки ситуации, мол, это нормальный процесс выяснения цены услуги. Тем не менее, на мой взгляд, здесь все не так однозначно, и я считаю, что у перестраховщиков, которые добросовестно и профессионально отвечали на запросы о котировке, есть право по аналогии с п. 1 ст. 434.1 ГК РФ требовать от недобросовестного контрагента возмещения убытков в виде расходов на оплату труда своих специалистов на бесплатное консультирование такого участника страхового рынка. Понятно, что этим правом участники рынка перестрахования, если и будут пользоваться, то чрезвычайно редко. Но его признание могло бы послужить важным сигналом к тому, что нельзя допускать злоупотребления в любой форме в отношениях с другими участниками гражданского оборота, всегда надо учитывать их законные интересы.
Представляет практический и теоретический интерес ответ на вопрос о том, должно ли лицо, обратившееся к страховщику с заявлением о заключении договора страхования, объяснять причину своего отказ от совершения сделки? Напомню, что в силу п. 2 ст. 958 ГК РФ страхователь вправе в любое время отказаться от договора страхования. Закон не требует, чтобы страхователь каким-то образом мотивировал своё решение. Действительно, страхователю подчас было бы сложно обосновать свои действия, если он решил прекратить страховой договор только по той причине, что у него возникли лишь подозрения в отношении финансовой устойчивости, платежеспособности и/или добросовестности страховщика. Если закон освобождает страхователя от обоснования своего отказа от уже действующего договора страхования, то было бы странным, чтобы на стадии преддоговорных отношений на лицо, которое намерено было застраховать свой риск, но отказалось от этого, возлагались бы дополнительные обязанности по мотивированию своего решения.
«Вторым критерием недобросовестности, - отмечает Е.С. Данилова, - является предоставление стороне неполной или недостоверной информации, в том числе умолчание об обстоятельствах, которые в силу характера договора должны быть доведены до сведения другой стороны. При этом сообщение ложной информации влечет ответственность по данной статье (имеется в виду ст. 434.1 ГК РФ – прим. Дедикова С.В.) только в случае умысла или грубой неосторожности»[11].
В этой части мы снова возвращаемся к сравнению с нормами п.п. 1 и 3 ст. 944 ГК РФ, первая из которых обязывает страхователя предоставлять страховщику известные страхователю сведения о существенных обстоятельствах страхования, а вторая предусматривает последствия предоставления заведомо ложной информации. Нетрудно заметить
В.Г. Полякович констатирует, что право на возмещение преддоговорных убытков имеет объективную экономическую основу в виде транзакционных издержек, связанных с заключением договора, которые поддаются исчислению[12]. В сфере страхования и перестрахования к числу таких убытков относятся так называемые представительские расходы (оплата деловых обедов или ужинов, оплата поездок за рубеж, оплата участия в различного рода конференциях, сувениры и т.п.), расходы на командировки, в том числе зарубежные, представителей компании, оплата расходов на связь. Подчас уже на преддоговорной стадии страховщиком или перестраховщиком привлекается для изучения и оценки риска сюрвейер, эксперт или оценщик – оплата их услуг также составит убытки страховой или перестраховочной компании в случае, если по вине недобросовестного участника переговорного процесса сделка не будет совершена.
В доктрине гражданского права дискуссионный характер носит вопрос о возможности взыскания в рамках преддоговорной ответственности не только реального ущерба, но и упущенной выгоды. Например, В.С. Евсеев полагает, что отсутствие упущенной выгоды в составе преддоговорных убытков объясняется тем, что получение прибыли связано не с заключением, а с исполнением договора[13].
Д.Ф. Шакиров приходит к следующему выводу: «Таким образом, в случае рассмотрения преддоговорных отношений как отношений, существующих независимо от факта заключения или незаключения договора, по поводу которого они возникли, следует признать возможность возмещения упущенной выгоды при недобросовестном поведении потенциальных контрагентов на общих основаниях, предусмотренных ГК РФ»[14].
Он считает, что защита прав добросовестного участника переговоров путем возмещения упущенной выгоды может быть связана с наступлением определенных неблагоприятных имущественных последствий, «как в данном преддоговорном обязательстве, так и в связи с невозможностью исполнения обязательств перед третьими лицами»[15].
Я не вижу принципиальных препятствий к взысканию в составе преддоговорных убытков и упущенной выгоды, если будет доказана причинно-следственная связь между недобросовестным поведением другого участника переговоров и неполучением дохода потерпевшей стороной этого процесса.
Некоторые специалисты страхового дела высказывали сомнение относительно перспектив применения положений ст. 434.1 ГК РФ в страховой сфере, указывая, что здесь заключаются договоры с относительно невысокой ценой. Однако жизнь опровергла такие прогнозы. В качестве примера приведу гражданское дело № А-40-98266/15 по иску Страховой компании «Согласие» против ООО «Страховой брокер Виллис СНГ» о взыскании убытков за недобросовестное ведение переговоров.
Решением Арбитражного суда г. Москвы от 18.02.2016 г. № А-40-98266/15-151-772 иск был частично удовлетворен.
Арбитражный суд г. Москвы пришел к выводу, что действия брокера «Виллис СНГ» - посредника на переговорах о заключении договора факультативного перестрахования - не привели к подписанию договора перестрахования, то есть результату, желаемому перестрахователем и перестраховщиком.
Суд постановил взыскать в пользу «Согласия» 9,2 млн. руб. В части требования СК «Согласие» о взыскании упущенной выгоды в размере 25,9 млн рублей страховщику было отказано.
Решение устояло в апелляционной, кассационной инстанциях, а также в Верховном суде РФ.
Суд первой инстанции установил, что страховой брокер, выступая посредником на переговорах между «Ингосстрахом» и СК «Согласие» о заключении договора перестрахования, своими действиями воспрепятствовал его заключению.
В 2014 году был объявлен второй тур конкурса по страхованию строительно-монтажных рисков по Зарамагской ГЭС. Страховая компания «Согласие» и ОСАО «Ингосстрах» - участники конкурса - договорились об условиях подачи заявок на повторные торги с равной ценой предложения 111,96 млн рублей и последующей передачей СК «Согласие» 40% риска в перестрахование от ОСАО «Ингосстрах». Победителем конкурса стало ОСАО «Ингосстрах».
Участие СК «Согласие» в конкурсе было основано на условиях предварительной котировки (ковер-ноты), предоставленной размещающим брокером «Виллис СНГ». В указанной ковер-ноте перестраховочная премия на 100% риска составляла 111 млн рублей, доля в перестраховании по ковер-ноте - 85,51%. Остальную часть риска предполагалось перестраховывать в рамках облигаторной программы на базе спецакцепта у другого перестраховщика.
СК «Согласие» по электронной почте получила слип на размещение 40% риска. Однако в нарушение договоренностей перестраховочная премия составила 79 млн рублей, в результате чего сумма причитающейся СК «Согласие» премии снизилась с 41,4 млн рублей (по первоначальному расчету) до 31,6 млн рублей.
В декабре 2014 г. СК «Согласие» провела встречу с Брокером, на которой повторно обсуждались условия размещения указанного риска. Брокер предложил вариант договора факультативного перестрахования с франшизой $15 млн с дальнейшим перестрахованием обязательств в пределах франшизы на российском рынке. СК «Согласие» отвергла это предложение, поскольку оно не соответствовало ее интересам.
Ожидая официального предложения от Брокера о совершении перестраховочной сделки, СК «Согласие» заключило договор ретроцессии (последующего перестрахования) данного риска с другим перестраховщиком.
В январе 2015 г. СК «Согласие» направило официальный запрос в «Виллис СНГ» с просьбой дать разъяснения по указанному перестрахованию, а также перечислить перестраховочную премию, так как компания несет ответственность по уплате премии за ретроцессию (дальнейшее перестрахование этого риска). Однако, Брокер не ответил на письма СК «Согласие». В связи с этим СК «Согласие» обратилось в арбитражный суд с иском к брокеру о взыскании убытков на основании ст. 434.1 ГК РФ.
В соответствии с п. 3 ст. 434.1 ГК РФ сторона, которая ведет или прерывает переговоры о заключении договора недобросовестно, обязана возместить другой стороне причиненные этим убытки. При этом убытками, подлежащими возмещению недобросовестной стороной, признаются расходы, понесенные другой стороной в связи с ведением переговоров о заключении договора, а также в связи с утратой возможности заключить договор с третьим лицом[16].
Данное дело интересно ещё и потому, что заставляет задуматься над субъектами ответственности за срыв переговорного процесса. Суды признали таким субъектом страхового посредника, хотя он выполнял поручение страховой организации о размещении застрахованного ею риска в перестрахование. Таким образом, субъектами преддоговорной ответственности могут быть не только стороны договора, по поводу заключения которого ведутся или велись переговоры, но иные участвующие в них лица.
Важно также подчеркнуть, что суды не отвергли возможность взыскания в рамках преддоговорной ответственности упущенной выгоды, а отказали в этой части иска из-за недоказанности наличия упущенной выгоды.
С.В. Дедиков
Опубликовано в журнале «Хозяйство и право», № 8 (487), 2017.
[1] См. Садиков О.Н.Убытки в гражданском праве Российской Федерации. М., 2009. С. 84.
[2] См. Витрянский В.В. Реформа российского гражданского законодательства: промежуточные итоги. М., 2016. С. 290.
[3] См. Овчинникова К.Д. Преддоговорная ответственность//Законодательство. 2004, № 3. С. 88.
[4] См. Кучер А.Н. ответственность за недобросовестное поведение при заключении договора//Законодательство. 2002, № 10. С. 21.
[5] См. Гницевич К.В. Преддоговорная ответственность в гражданском праве (culpa in contrahendo):Автореф. диссерт. …канд. юрид. наук. СПб., 2009. С. 11, 12. Сторонником этой позиции является и Д.Ф. Шакиров. См. Шакиров Д.Ф. Возмещение упущенной выгоды при нарушении обязательств в преддоговорных отношениях//Бизнес в законе. Экономико-юридический журнал. 2010, № 3. С. 132.
[6] См. Кучер А.Н. Заключение договора в соответствии с Венской конвенцией ООН о договорах международной купли-продажи товаров: Авторреф. дисс. …канд. юрид. наук. М., 2002. С. 31-33.
[7] См. Гницевич К.В. Преддоговорная ответственность в российском гражданском праве (cuipa in contrahendo)//Вестник ВАС РФ. 2009, № 3. С. 41.
[8] Данилова Е.С. Новеллы ГК РФ в сфере преддоговорной ответственности (СULPA IN CONTRAHENDO)//Юридический вестник молодых ученых. 2016, № 2. С. 47.
[9] Мазур О.В. Преддоговорная ответственность: анализ отдельных признаков недобросовестного поведения//Закон. 2012, № 5. С. 198.
[10] Данилова Е.С. Новеллы ГК РФ в сфере преддоговорной ответственности (СULPA IN CONTRAHENDO)//Юридический вестник молодых ученых. 2016, № 2. С. 46.
[11] Данилова Е.С. Новеллы ГК РФ в сфере преддоговорной ответственности (СULPA IN CONTRAHENDO)//Юридический вестник молодых ученых. 2016, № 2. С. 46.
[12] См. Полякевич В.Г. Ответственность за преддоговорные нарушения: Диссерт. …канд. юрид. наук. М., 2007. С. 20-21.
[13] См. Евтеев В.С. Возмещение убытков как вид ответственности в коммерческой деятельности: Диссерт. …канд. юрид. наук. М., 2002. С. 78-79.
[14] Шакиров Д.Ф. Возмещение упущенной выгоды при нарушении обязательств в преддоговорных отношениях//Бизнес в законе. Экономико-юридический журнал. 2010, № 3. С. 132.
[15] Шакиров Д.Ф. Возмещение упущенной выгоды при нарушении обязательств в преддоговорных отношениях//Бизнес в законе. Экономико-юридический журнал. 2010, № 3. С. 132.
[16] См. СПС «КонсультантПлюс».